Как на иголках или сувенир из леса
В доме моего деда время от времени появлялась подобранные в лесу ежики, белочки, грачата. А однажды сосед-охотник принес крошечного зайчонка – нашел в гнезде подстреленной матери-зайчихи. Все это лесное хозяйство лечилось, выкармливалось, а затем, как того и следовало ожидать, уходило, улетало и уползало в лес – вольнолюбивую живность взаперти не держали. В разговорах дед часто упоминал белок, ищущих в карманах пальто орешки и синицах, выпрашивающих семечки. Подобные беседы приводили нас, внуков, в несказанный восторг. Но однажды в благополучной цепочке спасенных и благополучно вернувшихся в природу животных, произошел сбой. Это случилось в тот миг, когда мы решили оставить дома дикое животное…
За нашим картофельным огородом начиналось поделенное посадками и редкими зарослями кустарника большое колхозное поле. В тот вечер мы прогуливались по его краю в преддверии вечернего чаепития. Легли сумерки, выпала роса, из оврага потянуло прелыми корягами. Вдруг наша, бороздившая носом траву собака, остановилась как вкопанная, взвизгнула и подпрыгнула на вытянутых лапах. Радости Дика от находки не было предела. Он припадал к земле и тут же отскакивал, как ошпаренный. Мы поспешили на помощь. Рядом с большим шаром, словно сплетенным из сухих веток, лежали два поменьше. Ежи! А вернее ежиха с ежатами. Закатив одного колючего детеныша в шапку, мы отправились в деревню.
Ночь невольник провел в бане. Наутро я обнаружила его спящим в предложенной «норе» – набитой сеном ушанке. На контакт Филя не шел. При виде людей пыхтел, сворачивался в тугой клубок или подпрыгивал на коротеньких лапках, пытаясь побольнее вонзить иголки в приближающую к его спинке ладонь. Так продолжалось недели две. Август закончился, и мне предстояло возвращаться на учебу в город. Но я так привыкла к ежику, что ни за что не хотела с ним расставаться. Родители долго сопротивлялись, но в итоге сдались, и еж уехал с нами в Электросталь.
Более забавного питомца в моей жизни не было. Филя поселился на кухне за решеткой, прикрывавшей батарею. Место это он выбрал не случайно: тепло, сухо, никто не трогает. Незаметно для себя мы окрестили его убежище «филимоновыми застенками». Весь день ежик отсыпался, из укрытия выползал лишь под вечер. Основной принцип, которым он руководствовался в жизни, умей он говорить, звучал бы примерно так: «Я вас не трогаю, а вы не трогайте меня». Действительно, еж – не общительное, если не сказать больше, угрюмое существо. В игры он не вступал и ласки не требовал. Зато охотно отзывался на имя и, будучи сильно голодным, бегал за ногами, пытаясь схватить пальцы своими короткими, тупыми и редкими зубками.
Примерно через три месяца Филя сменил гнев на милость: разрешил брать себя на руки, гладить и чесать за ушком. Иногда он вытягивался на спине, поджав в блаженной истоме лапки! Впрочем, бывало это весьма редко, ведь ласковыми ежей, напомню, назвать нельзя. А вот что действительно любил наш зверек, так это вкусно и плотно поесть. Предпочитал сырое мясо. Мог даже встать на задние лапы, пытаясь дотянуться до вожделенного куска. Пришелся ему по вкусу и случайно просыпанный сахар. Как задрожало его маленькое тельце, как жадно начал он подбирать сладкие крупинки… А вот к яблокам Филя был равнодушен, и лишь однажды очень удивил нас, умудрившись за ночь надкусить все сложенные в углу кухни яблоки. Было их там не менее тридцати штук!
Но природу, видимо, не обманешь. Даже теплая батарея не смогла перехитрить биологические часы нашего Фили, хотя здорово их сбила. В дикой природе ежи впадают в спячку с наступлением заморозков. С Филей это произошло лишь в феврале. Натащив газет, он «окопался» в непривычном для него углу возле холодильника. Мы переложили ежика в шапку, закутали в сено и вынесли на застекленный балкон. В марте Филя очнулся и принялся с чудовищной жадностью поглощать мясо, яйца и даже хлеб.
Наблюдая за тем, с какой настойчивостью еж выполнял заложенную в него природой программу, мы решили выпустить его на свободу. И вскоре отвезли его на родину – в окрестности деревни.
Еще долго я находила в ковре его полосатые иголки, переживала и корила себя за то, что принесла из леса живой сувенир. И по сей день меня не отпускает чувство вины перед загостившимся у нас зверьком. Дикому животному жить следует в лесу.
(Опубликовано было в городской газете "НН")
