Вавилон По утверждениям Раджи, на рынке работают люди как минимум двенадцати национальностей: вьетнамцы, корейцы, индусы, афганцы, азербайджанцы, уйгуры, украинцы, горские евреи, турки, таджики, узбеки, ну и русские. Понять друг друга им нелегко, и они не очень пытаются; диаспоры живут на рынке обособленно. Но поскольку это единственное место в городе, где можно получить за копейки миску вьетнамского сказочного супа фо-бо и помассировать голову как снаружи, так и изнутри, по выходным на Черкизон стекается московская богема. Новички идут с опаской, обычно — со знающим человеком.
Самый известный из столичных проводников — китаист Арсений Попов. Высокий, поджарый, свободно знающий китайский, он тащит за собой толпу народа по рядам живописного ориентального продуктового рынка, вход в который начинается сразу за кафе «Каспий» (38). Москвичи, пришедшие в гости к «жителям нашего города», покупают пучки лимонной травы, с опаской смотрят на увязанных в букеты голенастых кур и пытаются понять, что именно запаковано в украшенные иероглифами банки, коробки и пакетики. Травят байки: «Говорят, девушка Х. пришла домой, открыла сумку, а там — собачья лапка!» Затем все отправляются есть китайское фондю — оно же «китайский самовар», оно же хого — в ресторан «Солнце» (5): кидают в поставленные на плитки кастрюли с острым бульоном соевые ростки, тонко порезанное мясо, кальмары, креветки, стеклянную лапшу и грибы. Здесь кормят аутентичной, вкусной, дешевой — в общем, настоящей китайской кухней. В отдельных кабинетах пищит и рычит караоке.
[size=-2]В «детских» контейнерах торговля особенно хороша в конце лета, перед школой, но это и вообще очень хлебное место: на детей посетители традиционно денег не жалеют[/size] Старшую официантку «Солнца» зовут Чжан Ли, она родилась в провинции Цзили на северо-востоке Китая 42 года назад и вот уже 4 года работает на рынке. У нее нет детей, нет мужа, и не совсем понятно, есть ли у нее родители. На вопрос, где она живет, Чжан Ли неловко разводит руками и говорит: «Ну… здесь». «Скорее всего, в ресторане спит», — поясняет Арсений. Ради развлечения Чжан Ли иногда ездит в город поесть еды в «Макдоналдсе» и гуляет с подружками по улицам. Китаянки, поясняет Чжан Ли, поодиночке никогда не ходят, а передвигаются по Москве исключительно толпой. Иногда рыночные торговцы ходят друг к другу в гости: основная масса китайских заведений расположена на втором этаже первой линии рынка «Евразия» — там есть кафе, ателье, где за 50 р. можно погладить (или укоротить) брюки, массажные салоны. «Здешние китайцы, — говорит Сеня, — народ трудовой и суровый. Готовы ради $200—300 в месяц рисковать жизнью и здоровьем. Я неделю назад проходил по продуктовому рынку перед закрытием, и человек 600 таджиков и китайцев кидались друг в друга камнями. Довольно страшное зрелище».
Рыночные вьетнамцы в драках не замешаны: поставщик товара в контейнеры рынка «АСТ» Ле Хай Фонг, представитель компании «Тхань-Лонг», которого все называют Федей, утверждает, что вьетнамцы — люди очень тихие, трудолюбивые, «им бы денег заработать, и все». Сам Фонг называет себя «государственным человеком», и поскольку по-русски Федя говорит с большой натяжкой, я не очень понимаю, в чем, собственно, состоят его государственные обязанности. Но у него есть на рынке собственный офис (с табличкой «Инженер» и рядом — «Плотник»), а живет он в отдельной московской квартире, что само по себе показатель солидного статуса. Обычно же вьетнамские рыночные продавцы живут в местной общаге на Сиреневой ярмарке или в общежитиях близ метро «Щелковская» и «Улица Подбельского». Фонг — человек занятой и проводит на рынке две недели в месяц. Прочее время коротает в Ханое, где живет его жена, русская девушка Катя, и сын Гриша.
По рынку меня водит его приятель Хуан, знающий по-русски ровно два слова. Он бежит между рядами с барахлом, приговаривая: «Вьетнама — тама!» «Вьетнамой» оказывается крытая галерея 19-й линии рынка «Евразия» (18), где есть магазины вьетнамских пряностей, магазины подержанных сотовых телефонов и кафе за занавеской из бамбуковых палочек; ловко выхлебывая из мисочек суп фо и запивая зеленым чаем, вьетнамцы, или, как их называют на рынке, «тараканчики», болтают по телефону и страшно много курят. Курят, как правило, Parliament Lights, а всем телефонам предпочитают аппараты Nokia.
Бог проститФедя предпочитает есть не у соотечественников, а в арабском шалмане без названия на втором этаже комплекса «Чайка-2», где грустный араб с тревожными глазами, не понимающий ни слова по-русски, отведет вас на кухню, чтобы вы могли ткнуть пальцем в разложенные на полках припасы и расставленные на полу кастрюли. Еда здесь отменная, главное — не растеряться, когда в урочный час мужчины с окладистыми усами разом бросят играть в нарды, достанут из-под столиков коврики и начнут молиться, глядя на невидимое за торговыми павильонами солнце.
На рынке нет храмов и нет мечетей: православные ходят в церковь на Сиреневом бульваре, а мусульмане отправляют свои религиозные нужды там, где застанет надобность, — в контейнере, в проходе, в кабинете зубного врача. Или в кафе. Но зато на рынке есть синагога (17) — официальный молельный зал, открытый в трибунах местного стадиона (он же ФОП, то есть Физкультурно-оздоровительное предприятие) 6 июня 1997 года. Главный раввин общины горских евреев Анар к синагоге на рынке относится скептически: «Рынок и молитва — вещи несовместимые. В одном месте священные книги, а кругом — торговля. К тому же на рынке религиозный еврей никак не сможет соблюсти Шаббат: все-таки суббота на Черкизовском — самый базарный день». Но раввин синагоги при Черкизовском рынке Марк Александрович Пинхасов с Анаром не согласен: «Десять лет назад обычный горский еврей не мог спокойно доехать почитать кадиш — ему пришлось бы ехать в синагогу на Архипова, рискуя быть избитым и ограбленным».
Молельный зал создали, как говорит Пинхасов, еще и потому, что «Черкизовский рынок — это компактное поселение горских евреев». Синагога занимает две комнаты, на подступах к которым сидит охранник и имеется рамка-металлоискатель, внутри — все, что полагается: семисвечная менора, Тора, связки талисов (необходимой для моления одежды). Самая распространенная проблема, с которой сталкивается Пинхасов, — смешанные браки: «Часто приходят горские евреи, решившие жениться на православных. Я им объясняю, что переводом в иудейство занимаюсь не я лично, а раввинатский суд». Но веяния эти Пинхасов не одобряет: «Возьмем, к примеру, парня из Баку. Он всю жизнь привык есть долму, а женится на украинке! Что ж ему теперь — всю жизнь борщ кушать?! Браки должны заключаться только между горскими евреями, желательно — выходцами из одной области». Инициировали создание синагоги на рынке тамошние горские евреи; на протяжении долгих лет синагогу поддерживает старейшина общины — Савелий Бинсионович Илиев. «Но мой хозяин не он, — отвечает на мой вопрос Пинхасов. — Мой хозяин — Всевышний». Разрешение же на создание синагоги в свое время дал бизнесмен и князь Сергей Васильевич Корниенко, прежний хозяин территории ФОП; по словам Пинхасова, «князь — серьезный богобоязненный человек и в прессе почем зря светиться не любит».
[size=-2]По ассортименту и свежести продуктовые ряды Черкизона способны перебить любой московский рынок — тут есть не только лемонграсс и прочая экзотика, но и отличные рыба и мясо[/size] Синагога в Измайлово закрыта по субботам, хотя, признается Пинхасов, «сейчас все наши торговцы в этот день работают. А как я могу им запретить?! Это их «гешефт», то есть дело, их «парнаса», она же — работа. Как же им без парнасы жить?!». Раньше на рынке действовало следующее правило — по соглашению главы раввинатского суда Пинхаса Гольшмидта с владельцем территории князем Корниенко еврейская община покупала на субботу всю свою территорию — то есть территорию ФОП — и закрывала ее, дабы евреи не нарушали законов Шаббата. Право это было куплено общиной за один доллар США.
